Верховный суд сохранил пожертвование должника. Два сценария, по которым может пойти практика

Одним из наиболее дискуссионных вопросов, возникающих при оспаривании сделок должника в банкротстве, является вопрос о том, подлежат ли оспариванию пожертвования должника на благотворительность. С одной стороны, от пожертвований очевидно страдают кредиторы должника, ведь денежные средства, направленные на пожертвования, могли бы пойти на погашение их требований.

С другой стороны, можно возразить, что реальное пожертвование, имеющее общественно полезную цель, существенно отличается от обычного недобросовестного вывода денежных средств бенефициарами, а значит, и правовые последствия, вероятно, должны быть иными. Но в таком случае возникает вопрос, как установить реальность пожертвования, каковы критерии, позволяющие отделить реальное пожертвование от схемы вывода денежных средств под прикрытием пожертвования.

Казалось бы, любой неоднозначный вопрос должен немедленно становиться предметом внимания Верховного суда — инстанции, основная негласная задача которой как раз и состоит в том, чтобы восполнять пробелы в законодательстве и давать ориентир нижестоящим судам, обеспечивая единообразие правоприменения.

Тем не менее Верховный суд серьезно занялся вопросом о пожертвованиях только сейчас. При этом результат — определение ВС от 28.09.2023 по делу № А40-291982/2019 — получился довольно спорным, и вполне вероятно, что сформулированная позиция является промежуточной и потребует последующих уточнений.

Фабула дела

Производственная компания «Кузбасстрансуголь» заключила договор займа с благотворительным фондом «Мироздание». Компания передала благотворительному фонду 70 млн руб., срок возврата займа — 36 месяцев. В этот же день стороны подписали дополнительное соглашение, по которому фонд освобождался от обязательств по возврату займа при условии использования полученной суммы на социально значимые цели.

Компания перечислила благотворительному фонду сумму займа, а благотворительный фонд в течение нескольких месяцев перечислил аналогичную сумму 24 организациям Русской православной церкви и 3 другим некоммерческим организациям.

Незадолго до того, как благотворительный фонд перечислил все 70 млн руб. конечным получателям, он заключил с иностранной компанией Trodart Trading Limited соглашение о переводе долга по договору займа с благотворительного фонда на иностранную фирму. Компания дала согласие на перевод долга.

Спустя год и один месяц после заключения договора займа было возбуждено дело о банкротстве компании.

На стадии конкурсного производства конкурсный управляющий компанией обратился с заявлением о признании недействительными договора займа между компанией и благотворительным фондом, а также согласия на перевод долга с благотворительного фонда на иностранную фирму.

В качестве последствий недействительности сделки конкурсный управляющий просил взыскать с благотворительного фонда 70 млн руб., а также проценты.

Свое заявление об оспаривании сделки конкурсный управляющий основывал на п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве: оспариваемые сделки, по его мнению, совершены с целью причинения вреда имущественным правам кредиторов.

Позиция нижестоящих судов

Суд первой инстанции удовлетворил заявление конкурсного управляющего в части оспаривания договора займа и обязал благотворительный фонд вернуть в конкурсную массу сумму займа и проценты. Суд исходил из того, что договор займа заключен в период подозрительности и доказана вся совокупность обстоятельств совершения этой сделки с целью причинения вреда имущественным правам кредиторов компании, а именно: 

• договор займа компания заключила с целью причинения вреда имущественным правам кредиторов, поскольку на момент его заключения она была неплатежеспособной, и сделка совершена со связанными лицами, входящими в одну группу компаний с единым бенефициаром;
• в результате заключения договора займа причинен вред имущественным правам кредиторов, поскольку объем имущества (денежных средств) компании уменьшился;
• благотворительный фонд знал о цели причинения вреда, поскольку был заинтересованной стороной по отношению к компании.

Суд первой инстанции сделал вывод об аффилированности сторон оспариваемой сделки исходя из наличия связи этих сторон через одного из учредителей благотворительного фонда — ООО «Ридиос» (см. схему)¹.

Связь благотворительного фонда с должником

Суд апелляционной инстанции фактически дословно процитировал определение суда первой инстанции, оставив его без изменения. Суд кассационной инстанции согласился с выводами нижестоящих судов.

Позиция Верховного суда

Верховный суд отменил судебные акты нижестоящих судов и полностью отказал в удовлетворении заявления конкурсного управляющего. Решение Верховный суд мотивировал в первую очередь отсутствием совокупности обстоятельств для признания договора займа недействительным на основании п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве. По мнению ВС, заявитель не доказал осведомленность благотворительного фонда о цели причинения компанией вреда имущественным правам своих кредиторов.

Осведомленность контрагента о такой цели презюмируется в том случае, когда этот контрагент является заинтересованным, в том числе аффилированным, по отношению к должнику лицом. В этом деле ВС указал, что никакой аффилированности между должником и благотворительным фондом не было. Учредитель благотворительного фонда, ООО «Ридиос», через которое компания связана с фондом, в силу особенностей организационно-правовой формы благотворительного фонда не имел полномочий по даче органам фонда обязательных для исполнения указаний и фактически таких указаний не давал.

Отсутствие такого элемента, как осведомленность благотворительного фонда о цели причинения вреда имущественным правам кредиторов компании, по мнению ВС, делает невозможным оспаривание конкурсным управляющим сделок на основании п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве.

Два потенциальных тренда в развитии практики

По состоянию на дату заключения оспариваемых сделок Арбитражный суд Томской области рассматривал иск банка к компании о взыскании 2 млрд руб. Впоследствии суды удовлетворили этот иск². Получилось, что компания сразу после предъявления к ней исковых требований на 2 млрд руб. беспрепятственно перечислила в пользу связанного фонда 70 млн руб., к которым теперь не имеют доступа кредиторы.

Выделим два потенциальных тренда, которые могут развиться в ближайшем будущем в результате принятия анализируемого определения Верховного суда.

Легкий вывод активов должника через пожертвования. Важный вывод сделал ВС относительно проверок платежеспособности жертвователя: «...при нормальном обороте разрешение вопроса о возможности принятия благотворительным фондом пожертвования не может обусловливаться возложением на данный фонд такой обязанности, как проверка имущественного положения жертвователя».

По сути, это означает, что в любое время до введения процедур банкротства (что, вероятно, и имел в виду Верховный суд, говоря о «нормальном обороте») должник может пожертвовать благотворительному фонду любую денежную сумму с минимальным риском последующего оспаривания такого пожертвования.

Более того, с некоторой долей вероятности это может означать и то, что для благотворительных фондов вообще делается исключение из общего правила³. Публикация сведений о введении в отношении должника процедуры банкротства создает презумпцию осведомленности контрагента должника о финансовом состоянии последнего. Если вывод ВС будет трактоваться именно так (благотворительный фонд не обязан проверять факт публикации сведений о введении процедур банкротства в отношении жертвователя), то перечисление должниками денег в благотворительные фонды станет возможным даже в случае нахождения должника в банкротстве. Такая трактовка (хоть она, по нашему мнению, и маловероятна) станет колоссальной проблемой для кредиторов.

Формально-юридический подход к аффилированности благотворительных фондов. Можно проследить изменение подхода Верховного суда к понятию аффилированности. Раньше была устоявшаяся позиция в отношении фактической аффилированности: факт аффилированности мог быть установлен только лишь на том основании, что компании заключают между собой сделки, недоступные независимым участникам рынка⁴. 

В этом же деле ВС фактически отказался от этого подхода, сведя аффилированность к формально-юридическому критерию: имело ли связующее звено между жертвователем и фондом возможность давать фонду обязательные для исполнения указания.

В данном случае практика также может пойти по двум путям: этот формальный подход к аффилированности может начать применяться повсеместно (что крайне маловероятно, ведь тогда придется снова полностью «ломать» устоявшуюся годами практику, возвращаясь к тому, с чего начинали) либо только по отношению к благотворительным фондам. Но даже в последнем случае положение кредиторов существенно усложнится, ведь установить аффилированность жертвователя с фондом (а следовательно, и осведомленность фонда о цели причинения вреда имущественным правам кредиторов) и оспорить сделку должника по пожертвованию станет сложнее.

Очевидно, что позиция ВС может положить начало новым трендам в практике оспаривания сделок. Рискнем предположить, что этот судебный акт уже в ближайшем будущем создаст для кредиторов большие проблемы. Количество многомиллионных пожертвований должников в различные благотворительные фонды начнет расти в геометрической прогрессии, что даже без учета злоупотреблений приведет к дисбалансу интересов вовлеченных лиц и существенному ущемлению прав кредиторов. Для восстановления нарушенного баланса интересов Верховному суду, вероятно, уже совсем скоро придется вновь вернуться к разрешению вопроса об оспаривании пожертвований и разработать четкие и справедливые правила игры.