Возмещение потерь. Семь примеров того, как суды толкуют новую норму

С 1 июня 2015 года вступил в силу ряд изменений в ГК РФ, которые по существу являются имплементацией концепций англо-американского договорного права. Одна из новелл, касающаяся заверений об обстоятельствах (ст. 431.2 ГК РФ), обсуждалась в моей предыдущей статье¹. Эта статья посвящена другой новелле — о возмещении потерь (ст. 406.1 ГК РФ)².

Стороны могли включать в договор условие о возмещении потерь и до реформы ГК РФ

Соглашения о возмещении потерь широко применяются в англо-американской договорной практике. Суть такого соглашения проста: одна сторона договора обязуется компенсировать другой стороне возможные потери, возникшие у нее по определенным в соглашении причинам.

В российском ГК ключевое положение рассматриваемой нормы сформулировано следующим образом: «Стороны обязательства, действуя при осуществлении ими предпринимательской деятельности, могут своим соглашением предусмотреть обязанность одной стороны возместить имущественные потери другой стороны, возникшие в случае наступления определенных в таком соглашении обстоятельств и не связанные с нарушением обязательства его стороной…» (п. 1 ст. 406.1 ГК РФ). Далее уточняется, что норма применима и к некоторым договорам, не являющимся, строго говоря, предпринимательскими: к корпоративному договору и договору об отчуждении акций или долей в уставном капитале общества (п. 5 ст. 406.1 ГК РФ).

Так, типичным для договоров купли-продажи бизнеса является положение, согласно которому продавец обязуется возместить покупателю любые потери, связанные с возможными претензиями третьих лиц, которые относятся к периоду до закрытия сделки. Такими потерями могут быть суммы взысканий в пользу недовольных клиентов или контрагентов; штрафы государственных органов; суммы, выплаченные в результате внесудебных соглашений с оппонентами; судебные расходы; гонорары адвокатов и экспертов и т. п.

Рассмотрим более простой пример. Продавец станка может взять на себя обязательство возместить расходы покупателя по ремонту станка в случае его поломки в течение определенного периода. При этом возмещение производится в сумме, указанной в счете ремонтной организации³.

По существу, соглашение о возмещении потерь представляет собой «внутреннее страхование»: как и в договоре страхования, одна из сторон обязуется возместить потери другой стороны в случае возникновения таковых. Разумеется, «премия» за такое «внутреннее страхование» находит отражение в цене договора.

Как и при страховании, действует правило о суброгации: если потери причинены неправомерными действиями третьих лиц, то «к стороне, возместившей такие потери, переходит требование кредитора к этому третьему лицу о возмещении убытков» (п. 4 ст. 406.1 ГК РФ).

Представляется, что и до реформы ГК ничто не мешало включать в договоры положения о возмещении потерь исходя из принципа свободы договора. По-видимому, законодатель просто решил напомнить участникам оборота о такой возможности, а заодно установить правила, регулирующие соответствующие соглашения.

Соглашение о возмещении потерь более предсказуемо перераспределяет риски сторон, чем договорная гарантия

С точки зрения англо-американского права соглашение о возмещении потерь (indemnity) напоминает договорную гарантию (warranty). В обоих случаях речь идет о договорном механизме передачи риска возникновения ущерба от одной стороны договора к другой. Так, в примере с продажей бизнеса продавец вместо обязательства возмещения потерь может дать гарантию того, что никакие третьи лица не предъявят бизнесу претензий, которые относятся к периоду до закрытия сделки. В примере со станком продавец может дать гарантию того, что станок не сломается в течение определенного периода. В первом приближении эффект будет тот же самый — в случае возникновения проблем за все платит продавец.

И обязательство возмещения потерь, и договорная гарантия по сути являются условными обязательствами заплатить деньги (или предоставить иную компенсацию):

1) «если у контрагента возникнут определенные потери, я их компенсирую» (условие о возмещении потерь);

2) «если определенное утверждение окажется недостоверным, я возмещу контрагенту причиненные этим убытки» (гарантия).

Однако есть и важные технические различия, которые объясняют смысл существования двух альтернативных инструментов.

Договорная гарантия. Если гарантия оказалась недостоверной, это считается нарушением договора соответствующей стороной. Поэтому эта сторона выплачивает другой стороне убытки, исчисляемые по обычным правилам договорного права.

Помимо прямых затрат такие убытки включают упущенную выгоду. Так, если покупатель бизнеса докажет, что из-за претензий третьих лиц пострадала его репутация, в результате чего он не смог заключить выгодный контракт, то покупатель сможет взыскать упущенную прибыль от этого контракта с продавца бизнеса. Впрочем, договор сторон может ограничивать спектр и размер возмещаемых убытков, в том числе исключать возмещение упущенной выгоды.

При этом пострадавшая сторона должна принимать меры по митигации убытков, то есть минимизации своего ущерба. В противном случае она не сможет возместить его в полном объеме. Так, если покупатель бизнеса без каких-либо возражений заплатил деньги по очевидно надуманным претензиям третьего лица, он, скорее всего, не сможет взыскать эти убытки с продавца.

Ввиду некоторой невнятности формулировок российского ГК не совсем понятно, как соотносится концепция «заверений об обстоятельствах» с понятиями «гарантии» и «заверения» в англо-американском смысле. «Гарантии» (warranties) — это договорные утверждения о фактах, недостоверность которых влечет ответственность по договорному праву, а «заверения» (representations) — это внедоговорные утверждения о фактах, недостоверность которых может повлечь деликтную ответственность. Предположительно, российская концепция включает оба эти понятия.

Соответственно, если сторона договора, подчиненного российскому праву, «гарантирует» достоверность какого-либо утверждения, подлежат применению правила ст. 431.2 ГК, включая возмещение контрагенту убытков⁴.

Соглашение о возмещении потерь. Возмещение потерь не связано с каким-либо правонарушением стороны договора. В российском праве это прямо подчеркивается в тексте нормы (п. 1 ст. 406.1 ГК РФ).

Ввиду этого нельзя сказать, что сторона возмещает убытки, причиненные ею контрагенту. Она просто платит контрагенту деньги согласно условиям соглашения между ними. Соответственно, общие правила исчисления убытков неприменимы, а выплачиваемые контрагенту суммы должны точно определяться исходя из соглашения⁵.

В типичном случае соглашение о возмещении потерь детально описывает, какие именно суммы подлежат возмещению, а какие не подлежат. Например, соглашение может устанавливать определенные пределы возмещения гонораров адвокатов.

Как правило, речь в соглашении идет лишь о прямых затратах, таких как судебные расходы, но не об упущенной выгоде. С другой стороны, пострадавшая сторона не обязана доказывать, что она предпринимала меры по минимизации ущерба.

Стоит отметить, что в связи с полной компенсацией ущерба контрагента возникает проблема, известная в экономическом анализе права как «проблема оппортунистического поведения» (moral hazard problem)⁶. Будучи полностью застрахованным от потерь, контрагент теряет стимулы минимизировать эти потери. Так, в примере с продажей бизнеса у покупателя нет стимулов нанимать хорошего адвоката для защиты от претензий третьих лиц: ему проще заплатить им деньги и получить компенсацию с продавца.

В связи с этим на практике соглашение о возмещении потерь, связанных с претензиями третьих лиц, часто содержит положение, согласно которому бремя переговоров с этими лицами и ведения судебных процессов возлагается на сторону, которая выплачивает возмещение. В нашем примере — продавец, то есть бывший (а не нынешний) владелец бизнеса: именно он будет судиться от имени компании и выбирать адвокатов.

Российская норма содержит правило, согласно которому суд вправе уменьшить размер выплаты, но только в случае, если сторона «умышленно содействовала увеличению размера потерь» (п. 2 ст. 406.1 ГК РФ). Это положение направлено лишь на борьбу с прямым жульничеством и не решает проблемы оппортунистического поведения. Так что вопрос о договорном распределении функций, связанных с минимизацией потерь, актуален и в российской практике.

Как видим, соглашение о возмещении потерь — более предсказуемый инструмент перераспределения рисков по сравнению с гарантией. Плательщик избавлен от неопределенности, связанной с возможным возмещением упущенной выгоды, а получатель платежа избавлен от неопределенности, связанной с доказыванием митигации убытков. Как говорят американцы, возмещение осуществляется «доллар за доллар», или, в наших реалиях, «рубль за рубль» по отношению к фактическим затратам.

Платой за предсказуемость может оказаться большая сложность соглашения. Если гарантия обычно представляет собой просто утверждение о фактах плюс, возможно, некоторые ограничения на размер возмещаемых убытков, то соглашение о возмещении потерь может быть детальным многостраничным документом. В типичном англо-американском соглашении такого рода подробно описываются виды возмещаемых потерь, процедура возмещения (авансирование и окончательный расчет), разного рода ограничения на возмещение, права и обязанности сторон по переговорам с недовольными третьими лицами, кто нанимает адвокатов и т. п.

Стоит отметить, что из формулировок договора не всегда очевидно, является ли данное положение гарантией (в англо-американском смысле) или же соглашением о возмещении потерь. Так, сторона может «гарантировать», что третьи лица не предъявят претензий, а в следующем пункте договора установить, что возмещению подлежат лишь фактически выплаченные таким третьим лицам суммы. Впрочем, неразрешимых проблем это вызывать не должно, ведь стороны в любом случае могут своим соглашением ограничить размер взыскиваемых убытков реальными затратами.

В случае неясности условий договора они трактуются как гарантии, а не как соглашение о возмещении потерь

Пленум Верховного суда РФ в постановлении от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» (далее — Постановление Пленума ВС № 7) посвятил новелле о возмещении потерь четыре пункта — п.п. 15–18). Обратим внимание на наиболее интересные из них.

Пересказывая цитировавшееся выше ключевое положение нормы, Пленум добавляет, что обстоятельства, влекущие возмещение потерь одной стороной обязательства другой стороне, должны быть каким-либо образом связаны с исполнением, изменением или прекращением обязательства либо его предметом (абз. 1 п. 15 Постановления № 7).

По-видимому, упомянутое в норме обязательство всегда или почти всегда является договорным обязательством. Соответственно, речь идет о том, что «внутреннее страхование» в виде соглашения о возмещении потерь допускается лишь в определенной связи с неким договором тех же сторон. В противном случае это страхование уже не было бы «внутренним».

Пленум подчеркивает, что возмещение потерь не связано с нарушением обязательства его стороной. Также не требуется наличия причинно-следственной связи между действиями соответствующей стороны и подлежащими возмещению потерями другой стороны (абз. 2 п. 15 Постановления № 7). Это вполне логично: подобным образом не требуется доказывать, что страховая компания как-то виновна в убытках страхователя, которые она возмещает.

Зато требуется доказать наличие причинно-следственной связи между наступлением установленного соглашением обстоятельства и возмещаемыми потерями, а также то, что эти потери «уже понесены или с неизбежностью будут понесены в будущем» (абз. 3 п. 15 Постановления Пленума ВС № 7). Все это также полностью укладывается в концепцию внутреннего страхования.

Если сторона — получатель платежа «недобросовестно содействовала наступлению» соответствующего обстоятельства, то обстоятельство считается ненаступившим (абз. 4 п. 15 Постановления Пленума ВС № 7). Аналогичное правило содержится в норме о сделках под условием — п. 3 ст. 157 ГК РФ, каковым, по сути, и является соглашение о возмещении потерь. В нормах о страховании тоже есть похожее правило — ст. 963 ГК РФ.

Пленум ВС РФ также задается вопросом разграничения между условием об ответственности за нарушение договора (каковым является гарантия в англо-американском смысле) и соглашением о возмещении потерь. Как следует из Постановления № 7, «соглашение о возмещении потерь должно быть явным и недвусмысленным». А «в случае неясности того, что устанавливает соглашение сторон — возмещение потерь или условия ответственности за неисполнение обязательства, — положения статьи 406.1 ГК РФ не подлежат применению» (абз. 1 п. 17). Таким образом, в спорных ситуациях вопрос следует решать в пользу гарантии, а не возмещения потерь.

Пленум развивает содержащийся в статье ГК тезис об «отделимости» соглашения о возмещении потерь от основного договора сторон для целей признания соглашения недействительным (п. 3 ст. 406.1 ГК РФ). Пленум разъясняет, что недействительность или незаключенность основного договора «сама по себе не влечет недействительность или незаключенность соглашения о возмещении потерь», а, с другой стороны, соглашение о возмещении потерь «может быть признано недействительным самостоятельно», то есть независимо от основного договора (абз. 2–3 п. 17 Постановления № 7).

Суды применяют термин «возмещение потерь» к разным условиям: от неустойки до платы за отказ от договора

Судебная практика по вопросу возмещения потерь, мягко говоря, невыразительна. Мне удалось обнаружить лишь 7 постановлений окружных судов, в которых упоминается ст. 406.1 ГК РФ. Рассмотрим, как суды читают новую норму.

1. Снижение цены договора в случае задержки с регистрацией суд расценил как условие о возмещении потерь (постановление АС Западно-Сибирского округа от 28.06.2017 по делу № А70-11245/2016)

Истец сдал арендуемое им помещение в субаренду ответчику. По условиям договора в случае приостановления госрегистрации договора субаренды по причинам, за которые отвечает арендатор, субарендная плата снижается на 20% на период задержки.

В связи с непредоставлением арендатором определенных документов регистрацию действительно приостановили на 2 месяца. Субарендатор уменьшил сумму выплаты в соответствии с договором.

Арендатор предъявил иск субарендатору о взыскании задолженности по договору и неустойки. Суды отклонили эти претензии со ссылкой на статью ГК о возмещении потерь и разъяснения Пленума ВС РФ.

Исход дела не вызывает вопросов, в отличие от его правовых обоснований. Суды понимают условие договора о снижении цены в случае задержки с регистрацией как условие о возмещении потерь. Толкование спорное, так как задержка с регистрацией, по-видимому, не привела к каким-либо потерям для субарендатора.

2. Неустойку в случае отказа от договора суд квалифицировал как возмещение потерь (постановление АС Северо-Западного округа от 22.05.2017 по делу № А56-62915/2015)

По договору ответчик обязался оказать истцу услуги по размещению гостей в рамках молодежного форума. Заказчик внес предоплату, но потом отказался от договора. По условиям договора в этом случае исполнитель при возврате денег удерживает неустойку, что он и сделал.

Заказчик потребовал вернуть деньги в полном объеме. Однако суды поддержали исполнителя. Суды сослались на норму о возмещении потерь (ст. 406.1 ГК РФ). По словам кассации, «неустойка в данном случае носит характер заранее согласованных убытков».

Исход дела не вызывает вопросов. Однако предусмотренная договором спорная сумма в действительности не является ни неустойкой, ни возмещением потерь. Ее, несомненно, следует квалифицировать как плату за отказ от договора (п. 3 ст. 310 ГК РФ).

3. Положение об ответственности за сохранность урожая суд обсуждал как условие о возмещении потерь (постановление АС Волго-Вятского округа от 26.04.2017 по делу № А43-16569/2016)

В деле о банкротстве объявился кредитор с требованием на 20 млн руб. Требование было основано на договоре с должником. Согласно одному из положений договора должник подтверждает, что несет предусмотренную законодательством ответственность за сохранность и передачу в собственность обществу урожая, находящегося на определенных земельных участках, в размере 15 тыс. руб. за гектар.

Вначале кредитор ссылался на статью об убытках, но потом попросил рассмотреть его требования как требование о возмещении потерь (очевидно, в расчете попасть в более выгодную очередь кредиторов).

Суды в итоге отказали кредитору. Во-первых, потому, что в договоре не было «необходимой определенности» относительно возмещения потерь. А, во-вторых, заявитель не доказал, что на указанных участках вообще что-то выращивалось, не говоря уже об утрате выращенного урожая.

Правовая квалификация спорной суммы в качестве возмещения потерь сомнительна. Поскольку речь идет об ответственности стороны договора за сохранность урожая, то это, очевидно, неустойка.

4. Штраф за просрочку оплаты не является возмещением потерь (постановление АС Волго-Вятского округа от 04.04.2017 по делу № А28-7109/2016)

Ввиду просрочки покупателя с оплатой поставленных по договору товаров, поставщик потребовал выплаты неустойки в сумме 260 тыс. руб. и убытков в сумме 500 тыс. руб. В подтверждение убытков поставщик предъявил договор со своим контрагентом, в котором был пункт о возмещении имущественных потерь в размере 500 тыс. руб. в случае просрочки оплаты.

Суды взыскали с покупателя неустойку, но отказались взыскать убытки, сославшись на отсутствие доказательств причинно-следственной связи между искомыми убытками и действиями ответчика.

Термин вновь употребляется некорректно. В договоре истца с его контрагентом применен термин «возмещение потерь», но речь явно идет об обычной неустойке.

5. Арендатор не вправе требовать возмещения потерь, связанных с расторжением договора по его вине (постановление АС Волго-Вятского округа от 18.01.2017 по делу № А43-15652/2015)

Согласно договору аренды в случае его досрочного расторжения арендодатель возмещает арендатору часть расходов на ремонт помещения. Арендатор сделал дорогой ремонт, после чего долгое время не вносил арендную плату. Арендодатель по суду расторг договор, взыскал долг по арендной плате и выселил арендатора из помещения. Расходы на ремонт (1,4 млн руб.) арендодатель возмещать не стал.

Арендатор предъявил иск о взыскании расходов на ремонт. Суды отказали в иске, сославшись на статью ГК о возмещении потерь и разъяснение Пленума ВС РФ. Как следует из этого разъяснения, коль скоро сам арендатор ответственен за расторжение договора, он не вправе требовать возмещения потерь, связанных с расторжением.

Квалификация спорной суммы в качестве возмещения потерь вызывает сомнения. В норме ГК речь идет о расходах и иных имущественных потерях, вызванных теми или иными обстоятельствами (в данном случае расторжением договора аренды), а значит, возникших после их наступления. Между тем в данном случае расходы на ремонт осуществлялись до расторжения договора и расторжение договора не являлось причиной этих расходов.

6. Требование возместить убытки в результате передачи объекта в аренду по заниженной цене противоречит законодательству (постановление АС Центрального округа от 25.10.2016 по делу № А64-155/2016)

Истец сдал в аренду ответчику участок за 130 тыс. руб. для строительства АЭС на 11 месяцев и 28 дней (такой срок, можно предположить, был выбран, чтобы избежать регистрации договора). Дополнительно стороны заключили соглашение о возмещении убытков в виде упущенной выгоды, согласно которому арендатор должен был доплатить арендодателю еще 3,5 млн руб. Лишь после этого возмещения арендатору фактически был предоставлен участок.

После истечения срока договора стороны заключили новый договор аренды по цене 160 тыс. руб. еще на 11 месяцев и 28 дней. Арендодатель также собирался продлить на новый срок соглашение о возмещении убытков. Однако арендатор не стал подписывать новое соглашение.

Арендодатель предъявил арендатору иск о взыскании убытков в виде упущенной выгоды. В доказательство убытков он предъявил заключение эксперта, в котором говорилось, что арендная плата за спорные участки не отражает понесенных собственником затрат, недополученного им дохода.

Однако суды отказали в удовлетворении этого иска. Ссылаясь на статью ГК, суды указали, что заключение соглашения о возмещении потерь принципиально возможно, но на второй срок такое соглашение не заключалось. При этом требование собственника возместить убытки в виде упущенной выгоды по договору лишь на том основании, что объект аренды временно выбыл из его пользования в правомерное пользование иного лица, что лишило собственника возможности получать доход от личного использования объекта аренды, противоречит законодательству.

Исход дела не вызывает возражений. Но и в этом случае рассмотренное судом соглашение о возмещении убытков вряд ли стоит квалифицировать как соглашение о возмещении потерь, ведь о каких-либо конкретных потерях, связанных с конкретными обстоятельствами, речь в нем не шла.

Это не говоря уже о напрашивающейся догадке, что соглашение носило притворный характер, прикрывая увеличение арендной платы для налоговых или иных целей.

7. Суд утвердил мировое соглашение сторон, несмотря на сомнительную формулировку условия о возмещении потерь (постановление АС Уральского округа от 31.08.2015 по делу № А07-4379/2014)

Истец требовал у ответчика передать ему помещение, за которое он заплатил по договору соинвестирования строительства нежилого помещения. Кассационный суд здесь не рассматривал по существу вопросы возмещения потерь, а лишь утвердил мировое соглашение сторон, где рассматриваемая норма упоминалась в следующем контексте.

«При этом, в случае, если Ответчик передаст Помещение Истцу до утверждения арбитражным судом настоящего мирового соглашения, стороны договорились считать передачу Помещения обусловленным исполнением обязательств, предусмотренной статьей 327.1 Гражданского кодекса Российской Федерации. Указанное означает, что в случае, если настоящее мировое соглашение не будет утверждено Арбитражным судом Уральского округа, Ответчик вправе потребовать от Истца вернуть Помещение либо потребовать возмещения потерь (ст. 406.1 Гражданского кодекса РФ), размер которых будет составлять сумму, равную сумме процентов за пользование чужими денежными средствами, которая в итоге будет присуждена в пользу Ответчика в рамках рассмотрения вышеуказанного дела…».

Этот текст представляет собой целый комплекс парадоксальных тезисов. По-видимому, речь идет о том, что если суд откажется утвердить мировое соглашение, то сторона может потребовать у оппонента выплаты суммы, которая и так будет присуждена ей судом. Вряд ли это именно то применение нормы о возмещении потерь, на которое рассчитывали ее авторы.

Налогоплательщики смогут застраховаться от проверки контрагентов, включив в договор условие о возмещении потерь

В заключение рассмотрим еще одно дело, в котором норма о возмещении потерь не упоминается, хотя упомянуть ее стоило (постановление АС Северо-Кавказского округа от 05.06.2017 по делу № А53-22858/2016). Вместо этого суд разрешил дело на основании нормы о заверениях об обстоятельствах⁷.

В данном деле речь шла о понятии, необычайно актуальном практически для всех участников российского экономического оборота, — должной осмотрительности.

Как известно, налоговые органы склонны возлагать на налогоплательщиков ответственность за налоговые нарушения их контрагентов со ссылкой на то, что налогоплательщик не проявил должной осмотрительности при выборе контрагента. Более того, иногда на налогоплательщика возлагается ответственность за нарушения не только контрагентов, но и контрагентов этих контрагентов, а порой и далее по цепочке. Хотя это противоречит позиции, изложенной в письме Минфина и ФНС России от 23.03.2017 № ЕД-5-9/547@. По мнению его авторов, налоговые органы в качестве самостоятельного основания для возложения негативных последствий на налогоплательщика не могут приводить признаки недобросовестности контрагентов второго и последующих звеньев цепочки перечисления денежных средств.

Возникает ряд вопросов: что же в такой ситуации делать добросовестному налогоплательщику? Может ли он как-то застраховать себя от рисков, связанных с налоговыми правонарушениями его контрагентов и их контрагентов? И нельзя ли для этого воспользоваться появившимися в ГК РФ инструментами, такими как заверения об обстоятельствах или возмещение потерь?

Именно эту идею попытался реализовать крупный российский экспортер зерна. В договор со своим поставщиком он включил раздел, в котором поставщик предоставил покупателю целый ряд заверений и гарантий, а также обязался возместить убытки покупателя вследствие определенных обстоятельств. Так, продавец заверяет и гарантирует, что он:

— уплачивает все налоги и сдает всю отчетность;

— аккуратно отражает в бухучете покупку товара у своих поставщиков;

— правильно отражает в учете уплаченный поставщикам НДС и др.

Продавец обязуется возместить покупателю убытки, вызванные нарушением указанных гарантий и заверений. В частности, убытки, возникшие в результате нарушения продавцом налогового законодательства.

Стороны определили и размер таких убытков: это НДС, доначисленный покупателю в связи с отказом в вычете уплаченного продавцу налога, а также пени и штрафы.

Последняя формулировка наводит на мысль, что данное положение стоило сформулировать как условие о возмещении потерь: ведь сумма выплаты определена как сумма фактических доначислений налога («рубль за рубль») и не подразумевает учета упущенной выгоды или митигации убытков. Однако, по-видимому, ни сторонам, ни судам, эта мысль в голову не пришла, так что спор разрешался на основании статьи ГК РФ о заверениях об обстоятельствах.

События развивались следующим образом. По результатам проверки налоговый орган отказал экспортеру в возмещении НДС в размере 12 млн руб., уплаченного продавцу в составе цены товара.

Налоговики сослались на взаимоотношения продавца с его поставщиком, обвинив их в создании искусственного документооборота при отсутствии фактической возможности осуществить поставки товарно-материальный ценностей. Расплачиваться же за это, согласно решению налогового органа, должен был не кто иной, как конечный покупатель товара, хотя он сам, судя по текстам судебных актов, ни в какой «схемотехнике» замешан не был.

Покупатель не стал судиться с налоговым органом. Вместо этого он предъявил гражданский иск продавцу, потребовав выполнить договорное обязательство и возместить ту сумму, в вычете которой покупателю отказал налоговый орган.

Продавец отрицал факт каких-либо налоговых нарушений со своей стороны. Он подчеркнул, что налоговые органы не привлекали его к ответственности за налоговое правонарушение. Истец в данном процессе (покупатель) факта нарушений со стороны продавца также не доказал.

По мнению продавца, покупателю надо было не судиться с ним, а обжаловать необоснованное решение налогового органа. Но покупатель этого не сделал.

Однако суды, включая кассационную инстанцию, пришли к выводу, что продавец не исполнил самое обычное частноправовое обязательство, явным образом предусмотренное договором и регламентированное статьей ГК о заверениях об обстоятельствах.

По сути, продавец гарантировал покупателю отсутствие претензий налоговых органов. А раз такие претензии возникли, то продавец должен заплатить. При этом, как отметил суд, договор не ставит ответственность продавца в зависимость от обжалования покупателем решения налоговиков.

В итоге суды всех трех инстанций разрешили спор в пользу покупателя, лишенного налоговым органом налоговых вычетов за грехи продавца, и взыскали с продавца сумму неполученных покупателем вычетов.

Данное дело оставляет открытыми много интересных вопросов. Если продавец действительно не виноват в налоговых нарушениях, каким образом и в каком процессе он мог это доказать? Следовало ли для этого привлекать к участию в деле налоговый орган продавца и налоговый орган покупателя? Если продавец и в самом деле не виноват в налоговых нарушениях, каковы последствия этого? Может ли продавец в связи с взысканием с него денег в пользу покупателя предъявить налоговому органу иск об убытках? Для разрешения этих вопросов, видимо, придется подождать новых судебных решений.

Рассмотренное дело демонстрирует, что гражданско-правовые инструменты могут эффективно использоваться для решения проблем, которые, казалось бы, полностью отосятся к налоговому праву.

В данном случае дело было разрешено на основании нормы о заверениях об обстоятельствах, хотя более подходящей была норма о возмещении потерь. Во всяком случае, она бы сразу сняла ряд сложных вопросов, касающихся отсутствия нарушения обязательства со стороны продавца, а также необходимости митигации убытков путем обжалования решения налогового органа (в случае возмещения потерь это не требуется).

Это дело открывает новые горизонты перед налогоплательщиками, бьющимися над исполнением весьма обременительных требований по проверке контрагента в рамках так называемой должной осмотрительности. Быть может, не стоит мучиться с проверками, коль скоро можно просто переложить на контрагента ответственность за доначисленные налоги, заключив с ним «правильный» договор?

Вывод. На сегодняшний день практика применения нормы о возмещении потерь не сложилась. Как и в случае с новеллой о заверениях об обстоятельствах, приходится констатировать, что внятной практики по вопросу о возмещении потерь пока нет. И участники оборота, и суды мучительно и безуспешно пытаются понять, что же конкретно имел в виду законодатель.

Ни в одном из дошедших до кассационной инстанции дел стороны и суды не применяли термин «возмещение потерь» корректно! Они воспринимали термин в каком угодно смысле, от неустойки до платы за отказ от договора, но только не в том, в котором он фигурирует в соответствующей статье ГК РФ. А в том деле (о должной осмотрительности), в котором применение этой статьи напрашивалось, ни стороны, ни суды о ней даже и не вспомнили.

Так что всерьез обсуждать правовые позиции арбитражных судов по вопросу возмещения потерь, кажется, преждевременно.